Серый Волк.ру Поэтомания

- Эй, сволота, ткни того лысого в спину, пусть граблями своими не мешает!

- Дерьмо!  Заткнись!

- Щас в репу дам. Мало не покажется.

- Дерьмо! Только пальцем шевельни.

- Да я и не пальцем. Иди ты на…

 

«Ничего не понимаю… Явная агрессия… В чем причина? В воздухе, насыщенном ядами? Отравленное сознание... А я-то думал, что в будущем будет и жить, и дышать привольнее. А дышать-то невозможно... Пора делать обратное перемещение».

 

- Товарищ профессор, товарищ профессор. Очнитесь!

- А? Что? А-а-а,  это ты, Илья. Слава Богу.

- Профессор, вы не в себе. Бога же нет.

- Да. Там точно нет, - Петр Яковлевич Веригин вышел из кабинки экспериментального «перемещателя», подошел к зеркалу, поправил галстук, потом оттянул нижнее веко и внимательно вгляделся. Про себя отметил, что зрачки не расширены, склеры не пожелтели. Высунул язык.

Ученик переминался с ноги на ногу от нетерпенья. Это был юноша двадцати трех-двадцати-пяти лет. При описании его внешности следует уделять внимание не цвету волос или глаз, не на субтильность его тела и не на размер ушных раковин (в самом деле, не для полиции же мы обрисовываем внешность этого молодого человека), а на постоянное выражение глупой восторженности на розовощеком лице.

- Ну, как? Видели наше коммунистическое будущее? Какое оно?  

Профессор задумался: «Сказать или не сказать? Пожалуй, не стоит разбивать иллюзий молодости».

- Я почти ничего и не видел. Вся энергия ушла на бросок.

- Ну, хоть что-то же вы видели? Не может же быть, чтобы совсем ничего! – в отчаянье крикнул молодой человек.

- Дома, - вспомнил профессор.

- Да-да-да, ну, и как? – оживился ученик.

- Большие… и их очень много.

- Замечательно! Значит, всем хватает жилья! Что еще остается делать в таком обществе? Работать на благо Родины, трудиться… Как вы думаете, профессор?

- Ну-да. Конечно, - поспешно согласился тот и незаметно вытащил из «перемещателя» предохранитель. На всякий случай. Вдруг этому восхищенному балбесу придет в голову мысль самостоятельно «слетать» в коммунистическое будущее. «Куда бы его спрятать, чтобы и на глаза не попадался, и под рукой был?».

Пока Илья развивал свою мысль о прекрасном будущем, профессор Веригин незаметно сунул предохранитель в цветок с геранью и, поймав на себе  взгляд ученика выговорил: «Земля совсем пересохла. Зинаида совсем не следит за этим».

- Земля…, - продолжал Илья, – …будет еще краше. Интересно, а уже разбили ТАМ сады на Северном полюсе и в Антарктиде? Как думаете, профессор?

- Я думаю, что это делать ни к чему.

- Зря! Кому нужны эти глыбы льда? Их, конечно, можно использовать, как хранилище для мороженого, но сады из яблонь, вишен и ананасов по-моему лучше!

Профессор уже с ненавистью слушал Ильяа: «Выгнать бы этого дурака, да нельзя. Его дядя в ВЧК работает. В принципе он парень неплохой. Что это я так на него?».

- Ладно, ладно. Мы с тобой в другой раз об этом поговорим. А теперь нам пора по домам. Мне тут обмозговать кое-что надо. Спасибо тебе, голубчик, за помощь, ну и…до свидания. Да, ты тут , будь добр, убери бумаги.

Веригин спешно надел свой макинтош, схватил тросточку и выбежал, не обращая внимания на нечленораздельные выкрики Ильи, который еще о чем-то хотел спросить своего профессора. Некоторое время Илья стоял с глупой улыбкой на лице, потом что-то с ним случилось, он встал в позу, вознес руку к потолку и продекламировал:

 «Осень…

Лес…

Озеро…

Пёс, как лес -

Рыжий,

В ржавые литья залез.

Нос холодный

Течет

В ночи

Голодно,

Страшно

Хоть вой,

Хоть молчи.

Дела нет,

Когда ты один

Враг - себе

И себе господин.

Во сне, как в сказке,

К руке барской

Прильни,

Лизни.           

Она трепала,

Она ласкала

В иные дни.

Брошенный,

Замороженный…

В первый снег…

Он доверился,

Он надеялся,

А человек?

Лёд сердец…

Снежный лес…

 Все… конец».

 

- Конец, - повторил он, задумавшись. – Как ни пытался я изменить свое прошлое– ничего не получилось. В итоге: лицом я – молодец, а душой – усохший старик. Вот это стихотворение… Неужели у Сашки лучше «……..» , а если лучше, то чем? Тем, что про революцию писано? Я также выступал на поэтических вечерах и девчонки теребили банты в своих косах и закусывали алые губки от желания… Да не «могет» того быть, чтобы я – Илья Прокопович Озеров, да не добился своего! Сегодня вечером профессора «возьмут». Хватит с него, поцарствовал. Не без моей помощи, конечно, но он сделал совершенную машину. Если в этой эпохе мне не сложилась, буду искать там, где вольготнее таким людям, как я. А я сумею. Не зря же на домашних спектаклях и на капустниках мне равных не было. Сам Москвин… да что там. Играть на сцене не для меня. Вот в жизни для достижения своей цели – это самое благое дело. А что простые лицедеи – люди, считай без души, ибо растеряли они ее на подмостках. Не зря же их велено было хоронить за церковной оградой.

Илья копнул пальчиком землю в горшке с цветком, выудил то, что спрятал от него профессор, усмехнулся: «За дурака меня держали, почтейнейший?».

Через несколько минут он уже разгуливал по современным улицам Москвы.