По совету Вальтера за
разъяснением своих
загадочных
переживаний я
обратился к старшему
наставнику. Рафаил был
высоким сухощавым
дядей с широкими
плечами и
аристократически-
утонченным лицом. Его
взгляд казался теплым,
но огромные черные
глаза пугали своей
глубиной. Он был одет в
старый серый пиджак и
бежевое поло. В его
кабинете было очень
светло и как-то по
дзенски просто.
Небольшой
антикварный столик
окружали два кресла и
кушетка. На стене было
несколько полок с
хаотично разбросанной
восточной утварью.
Рафаил бегло с какой-то
неожиданно
ошарашенной
сосредоточенностью
(чему я в тот день не
придал никакого
значения) осмотрел
меня, и сразу
отвернулся,
уставившись куда-то в
пространство, словно
опасаясь потревожить
меня своим взглядом.
Он вежливо предложил
мне на выбор кушетку,
или кресло. Мне
почему-то подумалось,
что кушетка
предназначалась для
особо проблемных
посетителей, и я выбрал
кресло.
– Тэо, общение можно
начать с любой темы, –
собранно заговорил он.
– Не нужно
беспокоиться о том,
насколько подходящей
для разговора эта тема
является.
Мне стало немного не
по себе – я сообразил,
что к Рафаилу приходят
за решением серьезных
проблем, а меня, по
сути, привело
любопытство. К тому же
где-то я допускал, что
мой запрос был лишь
поводом для
привлечения
высокочтимого
внимания к собственной
персоне. Но какая-то
часть меня, казалось,
подспудно понимала
(или обманывалась
такой мыслью?), что
внимание это
необходимо для
раскрытия чего-то по-
настоящему важного. И
раз уж наставник сам
пояснил, что говорить
можно на любую тему, я
не стал юлить и
обратился прямо:
– Сэмпай Рафаил, –
заговорил я
уважительно, – я в
последнее время часто
переживаю дежавю.
Вот, хотел узнать, что
это такое – дежавю.
По его лицу снова
скользнуло удивление.
Рафаил с секунду
сверлил меня взглядом,
затем ответил:
– Дежавю – такое
переживание, когда ты
осознаешь, что это
мгновение с тобой уже
происходило.
– Это понятно, –
согласился я. – А какова
природа дежавю?
– Это… – он снова
внимательно посмотрел
на меня, – проблеск той
части твоего «Я»,
которому прямо сейчас
доступно полное
осознание времени.
Поэтому и возникает
такое ощущение, будто
ты это уже видел.
– Это что-то типа
ясновидения? –
удивился я.
– Таким типом
ясновидения могут
пользоваться только
просветленные умы. А
нам остается лишь
удивляться кратким
проблескам.
– То есть, я не совсем
понял… это что, как-то
связано с природой
времени?
– Дежавю – это беглый
взгляд в реальность, где
все, что было и все, что
будет, существует в
одно и то же время – в
момент, который мы
называем словом
«сейчас», –
непринужденно ответил
он.
«Ох уж это «сейчас», –
подумал я негодующе. –
Чего к нему только не
приплетают…»
– То есть, будущее и
прошлое существуют
где-то в параллельном
измерении? Они есть
сейчас, но где-то «там»?
– я поднял взгляд к
потолку.
– Вполне уместная
аналогия, – кивнул
Рафаил.
– Это действительно так,
или это какая-то
философия?
– Ты же сам сказал, что
переживаешь дежавю, –
насупленно заметил он.
– Вот и разберись,
переживаешь ты его,
или это какая-то
философия…
– Да, но я не думал, что
все так устроено…
Меня настолько удивила
эта информация, что
речь моя стала путаной.
Рафаил предложил мне
чашечку чая, и я
согласился. Он достал из
комода антикварный
заварочный чайник, и
начал засыпать в него
разные травы из
бумажных пакетов по
какой-то старинной
технологии. Меня эти
манипуляции не
удивили – я несколько
раз видел, как отец
схожим образом сам (то
есть без помощи
робота-помощника)
заваривал чай.
– Это не наркотик? –
спросил я на всякий
случай, ожидая
привычного от
наставников ответа с
усмешкой, или наездом.
– Попробуй… –
вкрадчиво предложил
он.
Я осторожно поднес
ладонь, прикоснулся к
чашке и ощутил
приятное, уютное
тепло. Сделал глоток,
еще один. Тепло и
свежесть растеклись по
телу, ободряя сознание.
В чашке был горячий
травяной чай из
листьев вечнозеленого
кустарника с легким
цитрусовым оттенком с
лимонным сорго и
грейпфрутом.
Химических примесей я
не почувствовал.
– Дежавю, – продолжил
Рафаил – это прямой
взгляд истинного «Я» из
вечности на тот «кадр»
твоей жизни, когда это
самое дежавю с тобой
случается.
На сей раз мне
показалось, что я
понимаю, о чем говорит
Рафаил. «Хороший чаек,
– подумал я».
– Получается,
ясновидящие видят
реальное прошлое и
будущее?
– Ясновидящие, –
отвечал Рафаил, – как
правило, ясно видеть –
неспособны.
Воспринимать
запредельность
напрямую – самое
сложное занятие, какое
может быть. Обывателя
такие вещи могут
травмировать, или даже
свести с ума. У
ясновидящих
«проблески» происходят
либо спонтанно, либо
через буфер
подсознания, потому что
смотреть на
запредельность без
защитных психических
механизмов – смерти
подобно.
– А в чем опасность? –
спросил я. – И еще, вы
сказали, что
ясновидящие не ясно
видят. Это как? – я
понимал, что задавать
второй вопрос, не
дождавшись ответа на
первый – дурной тон.
Но мне хотелось
поскорей получить все
ответы. А Рафаил
подавал себя так
снисходительно
терпеливо, что мне
начало казаться, будто
ему и вправду нравится
нянчиться с
бестолковыми
студентами пси-корпуса.
Искушению
злоупотребить такой
безусловной добротой
во мне ничто не
препятствовало.
– Тэо, ты ведь знаешь,
что такое проекции…
– Еще бы! Наш
наставник на этой теме
зациклен. Удивляюсь,
как он умудряется
говорить об одном и
том же каждый раз по-
разному.
– А ты поинтересуйся у
Вальтера причиной этой
зацикленности, –
предложил он. – Это к
вопросу о безопасности.
А что касается
ясновидящих. Тут, как
бы тебе это получше
объяснить… Представь,
что твоя жизнь – это
фильм, записанный на
старую кинопленку. Но
этот фильм про тебя –
не единственный. На
складе у директора
кинокомпании – целая
кипа таких кинопленок
о тебе. Все они разные,
но существуют сейчас –
на его складе. Так вот,
иногда ясновидящий
подсматривает за
сюжетными линиями из
разных фильмов, и
тогда его видения
относительно твоего
текущего фильма,
кажутся ошибочными.
То есть, видит-то он
реальную запись, и
кино это – реально про
тебя. Просто это другой
фильм, с другим
сюжетом и другой
концовкой. А ты в это
время думаешь: «ну
вот, шарлатан –
предсказания не
сбываются».
– Примерно понимаю, –
сказал я, – надо,
наверное, еще уметь
различать какие
видения, к какому
фильму относятся.
– Да, примерно так. Это
нелегко понять. На
самом деле, пока не
переживешь, – не
поймешь.
– А как это пережить?
– У тебя же бывают
проблески…
– А как насчет
просветленных? Вы
сказали – они могут
пользоваться этим
типом ясновидения.
– У просветленного
дежавю длится
непрерывно. Такой
человек ощущает
насколько мистически-
древним, и
одновременно свежим
является настоящий
момент времени. Он
способен смотреть
фильмы, не теряя себя
в них, не забываясь в
калейдоскопе образов.
Но если за такое
всезнание происходит
цепляние,
просветленный снова
уходит в проекции, и
забывается в иллюзиях.
Жизнь похожа на кино,
Тэо, — сказал он
будничным тоном.
– Получается, я сейчас
кино смотрю? Про свою
жизнь?
– Ага. Вот только не
стоит путать зрителя с
актером на экране.
– Но у меня ведь есть
выбор, я действую…
– Выбор есть у актера –
это часть сценария.
– Какой фатализм… –
мне стало грустно. – А в
чем заключается
иллюзорность? То есть,
почему жизнь все-таки
кажется такой
настоящей?
– Именно, что кажется.
Тебе кажется, что ты
живешь в трехмерном
мире, где есть страны и
города, и сам этот мир
от тебя не зависит.
Конечно, ты
понимаешь, что от тебя
зависит восприятие
мира. Но ты думаешь,
что сам мир при этом
остается кругом земли,
на котором
расположены фигурки
домов, машин, людей и
прочей живности. Эти
твои представления –
обманчивы.
– А в чем обман?
– Мир, в котором ты
живешь – это
«текстуры», которые
генерирует твоя
психика, – продолжал
он непринужденно-
кухонным тоном. – Ты
непрерывно
воссоздаешь эту
реальность. Но
воссоздавать ее
полностью, со всеми
городами – нет никакой
надобности. Чтобы
иллюзия казалась
привычной явью, тебе
достаточно
генерировать только те
ощущения, которые
попадают в фокус
твоего внимания. И
если бы ты мог
обернуться, обманув
этот механизм, то
увидел бы, что за твоей
спиной – мира не
существует.
– А что там – за спиной?
– Зияющая пустота.
Я непроизвольно глянул
за правое плечо – все
было на своих местах.
– Так я и вас придумал?
Создал в своем уме? –
насторожился я.
– Такой тип вопросов
мне хорошо знаком, Тэо,
– он снисходительно
улыбнулся. – Вроде как,
если все является
иллюзией, значит,
можно хулиганить и
бесчинствовать. Мне
уже не раз предлагали
сесть на раскаленную
плиту, раздать
имущество, получить по
лицу и много чего еще…
– И как вы
выкручивались? – в
словах Рафаила я
ощутил какую-то
пугающую грань,
которую переступать не
хотелось, и я попытался
немного заземлить
атмосферу.
– Если эта тема тебе
интересна, ты должен
научиться разделять
абсолютное и
относительное.
– Это как?
– В абсолютном смысле
реальность – это твой
сон. В относительном
смысле, у меня – второй
дан по тхэквондо и
хорошие связи среди
мастеров братства,
поэтому раскаленные
плиты меня не пугают.
«Либо на этой теме
Рафаил все-таки
обжигался, либо и
вправду умело
предвосхищает мои
сомнения, – подумал я».
– Сэмпай Рафаил, а как
на счет вас? Являюсь ли
я при этом вашим сном?
Или все это снится
исключительно мне
одному?
– Хороший вопрос, Тэо.
Но тебя ведь на самом
деле интересует
другое… Думаю, твой
вопрос – о
реалистичности
иллюзий. И это
правильно. Быть
легковерным – слишком
легкомысленно.
– Пожалуй. И все же,
кто кому снится? –
настаивал я.
– Я бы мог сказать, что
жизнь – это мой
единоличный сон, и
сошел бы за
умалишенного. И я бы
мог продолжать
убеждать тебя в
эфемерности мира – и
сошел бы за милую
иллюзию, которая
решила поговорить с
тобой о природе
мироздания. Еще,
можно все свести к
обоюдному спектаклю –
ты мой сон, а я – твой.
Тогда, у каждого
человека – своя личная
судьба, в своем
отдельном фильме. А
иногда сюжеты
кинолент пересекаются
и двое зрителей видят
одну и ту же картинку.
Но не забывай, что весь
этот розыгрыш может
быть просто уловкой.
Иллюзии не хотят
умирать, поэтому
изображают реализм
всеми силами. Как
видишь – у них неплохо
получается.
– Да, – выдохнул я. –
без бутылки не
разобраться…
– Есть, кстати, еще одна
трактовка дежавю, –
сказал он, отпивая чаю.
– Точней не трактовка,
а разновидность. Но это
так – забавный слух,
который ходит среди
наставников пси-
корпуса.
– Люблю забавные
слухи, а из такого
авторитетного
источника – тем более.
– В общем,
поговаривают, что
вселенная была
создана, потому что
демон, порожденный
Создателем, задал ему
вопрос: «что такое
Бог?». Вся происходящая
реальность является
ответом.
– Ого! Какая
ответственная
основательность в
подходе к делу!
– Так ведь это же
Создатель, а не какой-то
местечковый
копирайтер на
фрилансе, поэтому и
подход
соответствующий, –
степенно пояснил
Рафаил.
– А нам отдуваться…
– Наши роли еще не
раскрыты.
– А как это связано с
дежавю?
– Говорят, что ответ
Создателя должен
пройти сорок восемь
циклов.
– Это как?
– Бог объясняет демону
свою природу сорок
восемь раз. Сейчас –
сорок четвертый. И
вторая разновидность
дежавю связана как раз
с этими циклами – все
это уже было, и сейчас
повторяется снова.
Дежавю – это
припоминание одного
из прошлых циклов
творения.
Я немного поразмыслил
над этой концепцией.
«Наверное, – подумал я,
– демон не стал бы
формулировать свой
вопрос таким образом:
«что такое Бог?» Скорей
всего он спросил так:
«ты, вообще, кто
такой?!» А Бог уже
решил объяснить
подоходчивей, чтобы
неповадно было…» Мы с
минуту молчали и пили
чай, затем я задал свой
очередной вопрос
Рафаилу:
– Получается, если я,
скажем, фокусируюсь на
кончике носа, в это
время существует
только кончик носа, а
другой реальности нет?
– В общем, да, –
подтвердил он. –
Фактически внимание –
это и есть текущая
генерация реальности.
Прямо сейчас какая-то
часть мира, к примеру,
мой голос в твоей
голове – генерируется
твоей психикой. А тебе
мерещится, будто ты
обращаешь на эту часть
мира внимание. То есть,
ты создаешь реальность
небольшими
локальными образами.
В один момент – это
вкус чая, затем – тепло
чашки, дальше –
ерзание в кресле. А
твоей личности в это
время мерещится, будто
есть огромный мир, в
котором она обращает
внимание на эти
маленькие частности.
На деле существует –
очень узкий срез
«творения», так
называемый
«причинный план», в
котором поочередно с
огромной скоростью
возникают образы о
жизни. Личность не
различает процесса
возникновения образов
– ей кажется, что эти
образы – один большой
мир. Возможно, тебе
будет понятней термин
«проекция». В
сущности, сама
личность из этих
непрерывных проекций
же и состоит… Личность
даже не замечает, что
внимание у нее
линейно. То есть, в один
миг времени ты видишь
только один объект. А
личности кажется, что
она воспринимает
множество вещей
одновременно.
Внимание очень быстро
перескакивает с одного
объекта на другой.
Настолько быстро,
насколько необходимо,
чтобы иллюзия никогда
не вскрылась. Мастера
созерцания учатся
фокусировке и
концентрации, чтобы
вскрыть иллюзию и
постичь пустоту.
Рафаил сосредоточенно
посмотрел на меня,
словно ожидая, что
меня прорвет, и я
переживу
разновидность какого-
нибудь сатори. А я
чувствовал, что на
сегодня с меня хватит.
«Грузит он круто – и
даже слишком».
– Твои ресурсы
небезграничны, –
сказал Рафаил, словно
понял, о чем я думаю, –
поэтому иногда
«картинка» становится
мыльной. А личности
твоей в это время
мерещится, что
внимание у тебя
притупляется, и пора
ложиться спать.
«Система» экономит
ресурсы, просчитывает
исключительно области,
попадающие под твое
линейное внимание. Его
края размазаны
боковым зрением. Для
расширения сознания
нужна энергия –
дополнительная
мощность. Иначе даже
поверхностные пласты
информации не
поддаются осмыслению,
не говоря уже о прямом
опыте.
Не дожидаясь, пока я
начну искать причины,
чтобы откланяться,
Рафаил сам
предупредительно встал
и протянул мне руку.
– Заходи, – сказал он, –
у тебя есть ресурс.
Сможем поработать.
– Рад знакомству, –
ответил я вполне
искренне.
© Игорь Саторин